слегка великовато для записи, я предупреждал.У меня трясутся руки.
Дрожь в конечностях не исчезает никогда, но я пишу об этом по другой причине. Мне просто нравится начинать именно с этой фразы. «У меня трясутся руки». Или: «у меня дрожит все тело».
Текст зависит от оформления, от абзацев, пробелов, шрифта, выравнивания и грамотности. Также он зависит от скорости его прочтения и готовности читателя воспринимать.
Я прошу тебя: читай меня медленно. Каждая пауза, каждый абзац имеют свое, неспроста данное им место.
И если ты исполнишь мою просьбу, это не помешает тебе смотреть своими собственными глазами.
Но главное здесь, все-таки, паузы. Скорость может быть ошеломляющей.
Между буквами обязательно должен остаться кусочек меня. Но как это возможно? Когда ты берешь в руки книгу, открываешь ее, знакомишься с содержанием и постепенно окунаешься в иное измерение, что ты там находишь – кого-то или себя? Это очень сложный и, безусловно, важный вопрос. Я не могу (да и никто, наверное, не может) сказать что-то объективно о людях, о том, как они смотрят на вещи, отличается ли их взгляд от моего, и если да, то чем. Я могу рассказать, как вижу тот или иной предмет я сама, что чувствую, чем мотивируюсь. Я могу спросить вас о том же, услышать, проанализировать. И это опять возвращает меня к себе, к тому, что бы я имела в виду, говоря эти слова. Я никогда не смогу посмотреть на что-то тобой, или им, или ей, или ими. Я могу увидеть что-то со стороны и из себя. Я могу попытаться посмотреть на себя извне, или на других изнутри, но это все равно не будет тем же, что и вы на меня, и вы из себя.
И опять возникает вопрос: что находится между строчек? Смысл? Давайте оттолкнемся от этой мысли и посмотрим, что у нас получится. Сейчас я начну рассуждать, и для этого я выберу более конкретную отправную точку и буду двигаться вперед по какому-то маршруту. Он должен быть логичен, обоснован и нести в себе какую-то информацию. Но мне интересно: если бы кто-то другой пошел с этого самого места, какую дорогу он бы предпочел? Не думаю, что мою, вероятность такого совпадения слишком мала. Получается, что любое предложение, любая фраза, любое слово и даже знак препинания в своей последовательности зависят только от меня, а не от какого-то общего смысла. А от чего завишу я? Что определяет мой смысл? И даже если смысл, находящийся в этих самых строчках, – мой, то неужели в этом тексте буду именно я?
Но что появится в нем, когда на него посмотришь ты? И куда денусь я?
Когда я читаю ХХХ, я не вижу там его самого. То, что я пытаюсь сейчас передать, не касается фразы о том, что книга зачастую больше говорит о ее авторе, чем собственно о теме, указанной в предисловии или аннотации. Это так, но сейчас меня интересует не столько то, что на самом деле в ней есть, а то, куда мы смотрим, что видим и что хотим увидеть.
Я думаю, что мы пытаемся увидеть в авторе… Себя.
Но возникает вопрос о том, кто такой в данном случае автор.
Текст – творение единицы человеческого рода. Эта единица может быть носителем множества титулов, нелицеприятных историй, слухов и закостеневших мнений, которые, тем не менее, не являются этой единицей как таковой, а просто определяют наш взгляд на нее. Когда перед нами появляется объект, нужно его немедленно охарактеризовать. Не нужно, на самом-то деле. Но почему-то все так делают.
…я говорила выше, что не могу сказать ничего о человечестве в целом. Поэтому, пусть моя неосторожная фраза будет предположением, допускающим исключения.
Так вот… Кто же этот автор? Доктор ххх-их наук? Писатель в рамках некоего жанра? Вольный интерпретатор? Авторитетный источник? А если у нас в руках – книга справочного характера, то есть ли здесь автор вообще? Искренен ли он со своей аудиторией, или слишком отдален от нее всякими условностями и необходимостью соответствовать, загнанный в рамки собственного жизненного выбора? Верят ли эти люди в важность их дела, хватает ли у них мужества отстаивать свои позиции? Есть ли у них эти позиции? Конечно, всегда легче ухватиться за что-то, когда за твоей спиной стоят другие люди. Ты никогда не выйдешь за определенные границы, зато будешь в безопасности. Не ходи, сынок, на улицу играть, лучше с мамой посиди та пирожки поешь… Спокойнее будет, да и риска никакого, разве что к стулу прирастешь да ожиреешь до неподдающихся цензурной характеристике размеров.
В принципе, мне всегда можно будет сказать, что я не имею достаточной теоретической базы и плохо понимаю, на кого «батон крошу», так что… Сиди с мамой, кушай пирожки, у мамы есть большая толстая дубинка.
Вернемся к теме. Что же делать с тем, что не является продуктом собственно человеческой внутренности? Самый-самый исторический учебник все равно будет содержать нотки пишущего его человека, и эти нотки редко приятны окружающим, разве что если читатель разделяет позицию автора и не смущается пафосным брюзжанием автора (-ов). Мне в такие моменты кажется, что человек переполнен какой-то жидкостью, и ее так много, что она выходит с плевками в процессе воображаемого мною монолога. Это тот шлейф, который остался в памяти после изучения (если можно так это назвать) истории, длившееся больше половины моей жизни. Вообще, тут возможны и иные вариации, что-то вроде «да восславим!», «как же это превосходно!», «столько боли, столько печали!» и т.д. Но это только начало, уровень первый, дальше все намного хуже. По-простому, «чтоб понятно», писать ни в коем случае нельзя. Нужно делать это так, словно все и так понимают, что ты хочешь сказать, объяснять суть ни к чему. Правда, зачем тогда вообще писать, остается для меня загадкой. Я поняла, что вы много знаете и не упадете лицом в грязь в ученой среде обитания. Это, к несчастью, все, что я поняла из сказанного вами.
Нет, это отнюдь не значит, что вы не смогли сказать что-то стоящее. Все дело в том, что моего скудного мозга хватает только на то, чтобы сложить пару чисел из предоставленного ряда, ту пару, которую я смогла уловить. Мне сложно докопаться до лейтмотива повествования, ибо моя память не способна запомнить столько всего и сразу. Когда-то давно я поставила блок на ненужную информацию. Вот уж не знаю, что стало критерием этой ненужности, но просто так моя голова ни за что не пропустит такой поток данных.
Иногда, когда я становлюсь доброй, это получается. Конечно, я не становлюсь частью аудитории, я всего лишь перестаю переживать, что я ей не являюсь, и, кажется, это не так уж и необходимо. В мире так много всего.
Бывает, что мы читаем про чувства, эмоции (я не буду разграничивать эти слова), про жизнь, проще говоря, а ничего из вышеперечисленного нет без того, кто живет и чувствует (видите, я смогла избежать употребления фраз «носитель сознания» и «субъект»). Собрав остатки наглости в кулак, я скажу, что ни одна строка, сказанная о «тонкостях души человеческой» и так или иначе описывающая почему-зачем связи, не вызвала во мне искреннего удивления, удивления как такового, как если бы я читала сказки об инопланетной психологии.
Сейчас я уже ни о чем не думаю, в голове летают какие-то дурацкие сомнения и критические замечания. Теперь я напишу об этом, о том, что я ни о чем таком умном уже не размышляю. У меня есть незавершенные дела на сегодня, и что-то мне подсказывает, что стоит положить на них железобетонный болт (надо бы придумать свою метафору на этот счет). А все равно совестно.
Мне над многим нужно работать, слава богу, что я хотя бы это понимаю. Нет-нет, я вовсе не собираюсь становиться прилежным студентом, это слишком скучная вакансия.
Откуда-то у меня в голове появились понятия «мое» и «не мое». Я говорю не о вещах, нет, с этим проблема обстоит иначе. Когда ты вынужден что-то делать, и не имеешь права на выбор, это не очень хорошо сказывается на твоей будущности, особенно если это «что-то» получается из рук вон плохо. В моем случае, я стала думать о том, что просто нахожусь не в своем месте. Нельзя сказать, что я таким образом оправдывала свое неумение, меня ведь никто не спрашивал, хочу ли я страдать именно этими глупостями. Привычка осталась. Не получается – значит, не мое. И дело не в том, что я нахожусь в поисках, что я действительно ищу себя, а в том, что я до чертиков боюсь оказаться в ситуации, когда мне придется делать то, что не нравится. Дальше не смешно. Я нахожусь именно в такой ситуации. И что самое страшное, мне кажется, что это правильно (какое вообще к черту правильно?).
«У тебя есть некая особенность: ты стремишься/добиваешься/упорно долбишься к тому, чего не хочешь и отрешенно относишься к тому, чего хотелось бы. Наверное тебя с детства приучили, что всё что хочешь - это вредно для зубов» (оригинал; автор, полагаю, пожелал бы остаться неизвестным). Догадываетесь, кого он имел в виду?
«То, чего я хочу, нет». Или оно просто мне недоступно, какая разница? Факт в том, что у меня его не будет. Зачем тогда вообще думать о том, чего я хочу? Зря расстраиваться?
Я не согласна с этим. Человек может быть не согласен с тем, что у него две ноги? Как-то странно это звучит, их же точно две. Если ему это не нравится, он может отрезать одну-другую или купить трость. Последнее я еще как-то могу понять, но первое… Две ноги – это хорошо, ничего лишнего. А у меня – вросшие в тело конечности неопределенного назначения, которые мне явно мешают (не буквально). Успокаивает, что в этом случае, в отличие от ситуации с конечностями чувственно воспринимаемыми (ха-ха), можно меняться и меняться, на любой вкус.
На практике, правда, все сложнее…
Хорошо, что можно не заканчивать мысли и обрывать на полуслове. Что поделаешь, такова человеческая натура.
Меня только что спросили, игнорирую ли я этого человека. Что мне ответить? (Что я хочу ответить, я даже не подумала.) Сказать, что нет? Но это частично так. Я не думаю, что в состоянии сейчас объяснить собеседнику тонкости этого вопроса.
Вывод таков: я существую.